Трансмутация [СИ] - Алла Белолипецкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Хватит! — одернул себя он. — Довольно уже! У тебя давным-давно не было женщины, вот тебе и лезет в голову всякое!».
Но это было неправдой. То есть, женщины-то у него и в самом деле не было уже почти четыре года — не столько даже из-за невзрачности его внешности, сколько из-за упорного, маниакального нежелания Макса кого-то впускать в свою жизнь. Терять хоть малую толику своей одинокой свободы. Неправдой являлось другое: вовсе не из-за своей хронической неудовлетворенности думал он теперь о Настасье. Из-за этого он мог бы думать об Ирме фон Берг, что да, то — да. Когда она только появилась на его пороге, Макс ощутил жар и возбуждение, каких уже давно не испытывал. Но это промелькнуло и сгинуло. А вот к Настасье он чувствовал нечто совсем иное.
Когда-то — в прежней жизни — он пользовался немалым успехом у барышень. И один раз был даже близок к тому, чтобы жениться. А теперь ругал себя даже не за сами мысли о Настасье, а уже за одно то, что он допустил возможность подобных мыслей. Как будто — между ними могло возникнуть хоть что-то!
Но Макс не мог перестать думать о ней. Так что бросил эти мысли отгонять. По крайней мере, он, благодаря им, почти не замечал сожранных собаками безликих, пока бежал вдоль шоссе к полицейской машине. Приостановился он лишь на секунду: подобрал с земли фонарь, который Алекс по ошибке взял из своей машины вместо ультразвукового отпугивателя для собак.
Глава 11. Маска Красной Смерти
29 мая 2086 года. Среда
Шоссе «Рига-Псков» — Пропускной пункт «Лухамаа»
1
Макс подогнал полицейский электрокар настолько близко к месту стычки с собаками, насколько это было возможно. Вместе с ним в кабине ехала Ирма — серая лицом, босая, с повязкой на растянутом при падении голеностопе, которую наложил ей Макс, в перепачканном землей и травяной зеленью брючном костюме. Уже начинало рассветать, небо из темно-фиолетового превращалось в сине-сиреневое, и, когда они остановились, окружающая картина открылась им во всей красе: целиком, а не только на пространстве, освещенном фарами.
Место пиршества и побоища выглядело гнусно и страшно. На небольшом отдалении виднелись разодранные, наполовину сожранные тела безликих. Чуть ближе к машине валялось на окровавленной и изгвазданной экскрементами траве несколько издохших собак-людоедов. Кого-то застрелил Алекс, кого-то прикончил Гастон, а одну расстрелял из помпового ружья Макс. А рядом сидела на земле Настасья, возле которой с одной стороны пристроился встрепанный и обляпанный кровью ньюфаундленд, а с другой — лежал человек в полицейской форме, изорванной в заскорузлые клочья.
Ирма выскочила из машины даже раньше, чем она полностью остановилась. Припадая на левую ногу, она подбежала к Алексу, рухнула перед ним на колени и, пожалуй что, начала бы трясти своего возлюбленного за плечи: желая привести его в чувство, а на деле — добивая его. Но Макс крикнул ей:
— Ирма, не трогай его! Если хочешь, чтобы он выжил — не трогай!
И барышня фон Берг отдернула руки с ярким маникюром, уже протянутые к мотавшейся вправо-влево голове бредящего Алекса. Тот заунывно, без всякого выражения бормотал:
— Не должен был бежать… Потерял контроль… Они жрали его… Они жрали их всех… Они жрали меня…
Ирма зажала себе рот обеими ладонями, и отчаянный её крик вышел сдавленным. Но и его хватило, чтобы Гастон, чьи нервы были взвинчены до предела, вскочил, воздел к заходящей полной луне морду и завыл, словно какой-нибудь волк-одиночка.
2
Макс прилепил Настасье на лоб новомодный пластырь с говорящим названием «Медный пятак», и после этого девушка взялась ассистировать ему при проводимых в полевых условиях операциях. Она и держала фонарь, который он давеча поднял, и подавала инструменты. Ирма совсем расклеилась, и Макс вынужден был сделать ей инъекцию успокоительного препарата — предварительно спросив, не его ли кололи ей прежде в Общественном госпитале? По счастью, транквилизатор оказался другим, и на барышню фон Берг он оказал необходимое воздействие. Сейчас она дремала на переднем сиденье полицейской машины, куда Макс почти насильно её усадил.
Пожалуй, Ирме даже повезло, что у неё сдали нервы. Если бы ей довелось присутствовать при очистке и обработке рваных ран, оставленных собачьими зубами на теле Алекса, она, возможно, отправилась бы в тот самый санаторий. Хуже всего дело обстояло с левой ногой молодого полицейского. Псы обгрызли её до такой степени, что виды были большая и малая берцовые кости. Всё, что мог сделать Макс — это наложить гемостатическую антибактериальную повязку на голень полицейского и по возможности скрепить стяжками края прочих его ран. Но даже и не это представлялось самым опасным: по мнению доктора Берестова, у его пациента стремительно развивался травматический шок. Алекса била крупная дрожь, и наброшенная на него куртка совсем не помогала. Кожа молодого полицейского побледнела до синевы, а губы покрыла коричневая корка. В сознание он так и не приходил, хотя бредить и перестал. Скорее всего, из-за обезвоживания он был уже просто не в состоянии говорить.
У Макса в аптечке из противошоковых препаратов имелся только глюкокортикоидный гормон, который он и вколол Алексу. Однако особых надежд на его чудодейственные свойства он не возлагал.
— Алекс… потеряет ногу? — шепотом спросила Настасья, огромные серо-зеленые глаза которой стали, казалось, еще больше; по её запинке Макс понял, что хотела она спросить совсем другое: Алекс умрет?
Он в очередной раз поразился силе духа и хладнокровию этой девушки восемнадцати лет — почти ребенка. Именно она спасла их всех этой ночью, и он был, конечно же, безмерно благодарен ей за это. Но вместе с тем он испытывал неловкость: это он должен был защищать юную Настасью Филипповну, а не наоборот.
— Он выкарабкается, если ему помочь. Но я, к сожалению, оказать необходимую ему помощь не в состоянии. — Макс произнес это суше, чем собирался — и разозлился на себя за это. — Дадим Ирме еще пятнадцать минут поспать. Надеюсь, и глюкокортикоид за это время подействует. А пока давай займемся Гастоном.
И они еще четверть часа потратили на ньюфаундленда, который до этого терпеливо дожидался своей очереди. Макс обработал укус на его правой задней лапе и наложил на неё повязку, казавшуюся неестественной белой на фоне угольно-черного собачьего
